Похищенное сердце
(Надя Демещук о Пекине)

Как охарактеризовать Пекин ровно в двух словах?
По-моему, это похищенное сердце.
Что я имею в виду, что я имею в виду... Ну как это объяснить?
Наверно, любой древний и большой город таит в себе что-то особое.

Пекин - это город, где небо начинается буквально у твоих ног. Это ощущение ошеломляет уже в аэропорту и не покидает на протяжении всей поездки.
Это город любви. Любви к жизни. Каждую ее секунду. И во всех ее проявлениях. С нитевидным пульсом этих наполненных смыслом секунд. Это не бешеный ритм мегаполиса, это неразрывность водяной струи.

Неразрывность струи между достопримечательностями преклонного возраста с драконами на коньках крыш и брезентовыми палатками - жилищами рабочих на Санлитуне. Между запыленными шпалерами роз по всему городу и острым непередаваемым запахом еды и связками свежеубитых уток на Улице Демонов. Между телеканалом, посвященным целиком и полностью вэйци, и дедушками за мацзяном или сянци вдоль дорог. Между старичком с эрху возле Ванфуцзина и хором, поющим в саду на вечернем Дунчжимэнь Бэйчжунцзе.

Это место, где все это существует здесь и сейчас, будто множество параллельных миров без дверей.
И ты свободно гуляешь по этим мирам, становясь местным призраком.
Будто сначала ты становишься дождем рядом с Алтарем Неба. Всамделишным, живым, холодным августовским дождем. И на тебя с удивлением смотрят: ты босиком, без зонта, под потоками воды, человек-дождь.

А потом ты - сердцевина лотоса, непременно бледно-розового, пачкающая нос пыльцой.
А потом ты допотопный тополь позади статуи тайцзицюаньщика. И по тебе сок жизни течет вниз и вверх. И когда вверх, ты почти взлетаешь, как ракета. И хватаешься за кору руками сильнее, так, что не оторвать, так, что кожа и кора перемешиваются как будто...

И потом ты пьешь Би Ло Чунь на ночном Хоухае, полностью утонув в диване, у самого парапета набережной. И смотришь задумчиво на противоположный берег, в серой дымке, непередаваемого оттенка, и серо-фиолетового, и серо-коричневого одновременно, и еще какого-то, типа умбры, сепии, как будто ты понамешал акварельных красок как попало. И теперь не знаешь, как этот цвет назвать. И сквозь эту дымку плакучие ивы. И проплывающие лодки без фонарей. И огни, яркие, красные, синие, золотые, сиреневые, зеленые, отражающиеся в воде цвета твоей непонятной акварели, бликующие, дрожащие далекими точками. И вокруг тихо. Потому что в этом кафе нет даже музыки, только гигантские диваны, "расплакаться и утопиться". И это твои тень и тишина (с), как в детстве. И ты делаешься этаким импрессионистом, рисуя, рисуя эту картину.

И еще ты стараешься не прижиматься к почти не знакомому мужчине впереди, а ветер в лицо и глаза режет от пыли. И ничего не получается, ты инстинктивно прижимаешься. И потом кладешь голову ему на грудь. Ну так уж вышло. А потом - он - тебе на колени. И ты задумчиво гладишь коротенький ежик его волос. Почти не знакомого мужчины. Так и оставшегося почти незнакомым. Теплым следом с привкусом ветра в лицо. Улыбкой. Звуком флейты. Ворохом книг. Чашкой Фениксового Пуэра и Бай Юй Ту. Твоими же робкими шагами ночью по плиткам пола. Тарелкой баклажанов. Соком арбуза по рукам. Партией в вэйци.

И ты же сидишь во дворике Юн Хэ Гуна, глядя на столбы дыма, поднимающиеся от курильниц. И внутри у тебя пусто и дымно, будто ты монах. В красном балахоне. И останавливаешься то и дело, тут и там, трогаешь прохладный мрамор, следишь глазами за шелестением огромной хурмы. И возращаешься алеей из гинкговых деревьев, таких прохладных глазу, с мельтешащими светло-зелеными листьями-бабочками и гладковато-шершавой корой. Ты как друид, душа-дерево.

И это ты каждое утро идешь. Куда глаза глядят. Спускаешься в прохладное метро, держишься за поручень в автобусе, блуждаешь между полками в супермаркете и в книжном магазине. Пробуешь чай на рынке Маляндао. Греешься на солнце в садике где-то на Ихэюань и макаешь ноги в Куньмин.
Покупаешь на базарчике плоские персики, розово-золотые манго, лунйени, папайю, зелень, шарообразные баклажаны. Возвращаешься ночью, ловя лицом влажный туманный воздух с ароматом роз. Или идешь в пурпурном платье, ощущая собственные шаги как биения сердца.

И от прямолинейности этого города у тебя зябко под ложечкой. Потому что такая любовь к жизни для тебя немыслима и чем-то немного страшна. И при переходах между этими мирами закладывает уши. И не вспомнить, что было в начале, а что - в конце. И были ли начало и конец. Или все это произошло в одну секунду. Везде сразу... И пространственно-временной континуум здесь стянулся в точку.

И ты даже не замечаешь, в какой момент внутри начинается этот безумный круговорот. А главное, ты только потом когда-то это поймешь. Поймешь, что что-то внутри бесповоротно изменилось. И, взойдя по трапу самолета, попросишь того, почти незнакомого, приглядывать за твоим оставленным сердцем.

И потом этот город является тебе во сне. И бьется сердцем Площадь Тяньаньмэнь, пульсирует, как кровь в жилах. И легонько звенит от дуновения ветра колокольчик.
И каналы. И ивы. Все это разноцветие. И тень и тишина.
Твое похищенное сердце.

Надя. 20.02.08

www.Renzi.ru

Водяные Крысы